Es war, als hätten sich die Chronisten des weißen Sports gemeinschaftlich verschworen. Seit Monaten bemängelten sie die Austauschbarkeit der Gesichter, das Einerlei des aufgeblähten Terminkalenders, die Reizarmut der Kraftspielerei und den Verschleiß der Kinderstars. Besorgt fragte das US-Blatt Sports Illustrated: "Stirbt Tennis?"
Nicht in Wimbledon. Wie eine Frischzellenkur verhalfen die zwei Wochen im All England Lawn Tennis & Croquet Club der müden Tennisszene wieder zu Vitalität und Schlagzeilen. Auf dem acht Millimeter kurz geschorenen, von werbefreien Banden umrahmten Grün wird eine Tenniswelt präsentiert, in der die Zeit stehengeblieben scheint.
Die ehrwürdige Traditionsveranstaltung im Londoner Südwesten bietet eine perfekte Unterhaltungsshow: Hier wird nicht einfach aufgeschlagen, hier wird Tennis inszeniert. Die Zuschauer, weiß Wimbledon-Held Boris Becker, "wollen nicht nur eine gute Vorhand, sondern eine Aufführung sehen".
Während die zahllosen Turniere von Tokio bis Indian Wells dröge Beliebigkeit ausstrahlen, wirkt der artige Knicks einer Martina Navratilova vor der königlichen Loge wie ein einzigartiges, unverwechselbares Ritual. Und wenn die Organisatoren an jedem Morgen in fast religiöser Feierlichkeit die Namen der Prominenten in der "Royal Box" verkünden, ist dieses Schauspiel nicht nur ein höflicher Tribut an die Herzogin von Kent oder den Grafen von Harewood, sondern auch ein geschicktes Marketinginstrument.
Nirgendwo ist ein sportlicher Langweiler so leicht in einen Knüller zu wenden wie in Wimbledon. So nahmen die Engländer das sensationelle Ausscheiden von Steffi Graf nur beiläufig hin. In deren Bezwingerin, Lori McNeil, 30, fanden sie rasch den Stoff für rührselige Heldengeschichten: Der Vater der dunkelhäutigen Amerikanerin, ein ehemaliger Footballprofi, hatte sich umgebracht. Als sich Lori McNeil nun bis ins Halbfinale vorkämpfte, feierten die Zeitungen sie als "Vorzeigemodell" (Daily Telegraph) einer frustrierten Generation, die Sport zur Flucht aus dem Ghetto nutzt.
Auch Michael Stichs Debakel in der ersten Runde war schon am selben Tag vergessen. London sprach nur noch über den Körper von Andre Agassi. Der langmähnige Amerikaner hatte nach dem Spiel das verschwitzte Sporthemd ausgezogen und ins Publikum geworfen. Teenager kreischten, Fotografen jagten meterweise Zelluloid durch, als Agassi seine teilrasierte Brust entblößte.
Agassis Haare, McNeils Leidensweg, Beckers Baby oder Navratilovas Freundinnen: England malt ein eigenes Bild vom Tennisspektakel. Geschichten und Gestalten, Skandale und Skurrilitäten werden zu einem Gesamtkunstwerk gemixt, bei dem das Serve and Volley nur noch am Rande interessiert. | Это было, как будто все хронисты "белого спорта" сговорились. Они месяцами хулили сменяемость лиц, однообразие раздутого календаря, малопривлекательность силовых игр, изношенность детей-звезд. Американский журнал "Спортс иллюстрейтед" озабоченно вопрошал: " Теннис умирает?"
Не в Уимблдоне. Как курс омоложения клеток, две недели во "Всеанглийском лаун-теннисном и крокетном клубе" помогли утомленной теннисной среде вновь обрести живость и заголовки. На подстриженной до восьми миллиметров зелени, обрамленной свободными от рекламы бортиками, предстает теннисный мир, в котором время кажется остановившимся.
Внушающее почтение традиционное празднество на юго-западе Лондона демонстрирует превосходное развлекательное шоу: здесь не просто открытие, здесь теннис инсценируется. "Зрители, – знает герой Уимблдона Борис Бекер, - хотят видеть не только хороший пролог, но и все представление".
В то время как бесчисленные турниры от Токио до Индиан Вэльс отличаются своевольностью, учтивый реверанс Мартины Навратиловой перед королевской ложей выглядит ни с чем не сравнимым, неповторимым ритуалом. И когда организаторы каждое утро с почти религиозной торжественностью объявляют имена знаменитостей в "роял бокс", этот спектакль является не только данью вежливости герцогине Кентской или графам Харвуд, но и средством искусного маркетинга.
Нигде спортивное занудство не обращается с такой легкостью в боевик, как в Уимблдоне. Так, англичане только мимоходом воспринимают сенсационное выбытие Штефи Граф. Ее укротительница Лори Макнейл, 30 лет, быстро дала им пищу для сентиментальных героических жизнеописаний: отец темнокожей американки, бывший профессиональный футболист, покончил с собой. Когда нынче Лори Макнейл пробилась в полуфинал, газеты славили ее как "наглядный образец" ("Дейли телеграф") разочарованного поколения, использующего спорт для бегства из гетто.
И поражение Михаэля Штиха в первом круге было забыто уже в тот же день. Лондон говорил только о телесах Андре Агасси. Длинногривый американец снял после игры пропотевшую майку и бросил в публику. Тинейджеры визжали, фотографы метрами прогоняли целлулоид, когда Агасси оголил свою подбритую грудь. Волосы Агасси, тернистый путь Макнейл, младенец Бекера или подруги Навратиловой: Англия рисует собственный образ теннисного спектакля. Истории и персонажи, скандалы и шутовство смешиваются в собрание произведений, в котором serve and volley интересуют только между прочим.
|