Es war, als hätten sich die Chronisten des weißen Sports gemeinschaftlich verschworen. Seit Monaten bemängelten sie die Austauschbarkeit der Gesichter, das Einerlei des aufgeblähten Terminkalenders, die Reizarmut der Kraftspielerei und den Verschleiß der Kinderstars. Besorgt fragte das US-Blatt Sports Illustrated: "Stirbt Tennis?"
Nicht in Wimbledon. Wie eine Frischzellenkur verhalfen die zwei Wochen im All England Lawn Tennis & Croquet Club der müden Tennisszene wieder zu Vitalität und Schlagzeilen. Auf dem acht Millimeter kurz geschorenen, von werbefreien Banden umrahmten Grün wird eine Tenniswelt präsentiert, in der die Zeit stehengeblieben scheint.
Die ehrwürdige Traditionsveranstaltung im Londoner Südwesten bietet eine perfekte Unterhaltungsshow: Hier wird nicht einfach aufgeschlagen, hier wird Tennis inszeniert. Die Zuschauer, weiß Wimbledon-Held Boris Becker, "wollen nicht nur eine gute Vorhand, sondern eine Aufführung sehen".
Während die zahllosen Turniere von Tokio bis Indian Wells dröge Beliebigkeit ausstrahlen, wirkt der artige Knicks einer Martina Navratilova vor der königlichen Loge wie ein einzigartiges, unverwechselbares Ritual. Und wenn die Organisatoren an jedem Morgen in fast religiöser Feierlichkeit die Namen der Prominenten in der "Royal Box" verkünden, ist dieses Schauspiel nicht nur ein höflicher Tribut an die Herzogin von Kent oder den Grafen von Harewood, sondern auch ein geschicktes Marketinginstrument.
Nirgendwo ist ein sportlicher Langweiler so leicht in einen Knüller zu wenden wie in Wimbledon. So nahmen die Engländer das sensationelle Ausscheiden von Steffi Graf nur beiläufig hin. In deren Bezwingerin, Lori McNeil, 30, fanden sie rasch den Stoff für rührselige Heldengeschichten: Der Vater der dunkelhäutigen Amerikanerin, ein ehemaliger Footballprofi, hatte sich umgebracht. Als sich Lori McNeil nun bis ins Halbfinale vorkämpfte, feierten die Zeitungen sie als "Vorzeigemodell" (Daily Telegraph) einer frustrierten Generation, die Sport zur Flucht aus dem Ghetto nutzt.
Auch Michael Stichs Debakel in der ersten Runde war schon am selben Tag vergessen. London sprach nur noch über den Körper von Andre Agassi. Der langmähnige Amerikaner hatte nach dem Spiel das verschwitzte Sporthemd ausgezogen und ins Publikum geworfen. Teenager kreischten, Fotografen jagten meterweise Zelluloid durch, als Agassi seine teilrasierte Brust entblößte.
Agassis Haare, McNeils Leidensweg, Beckers Baby oder Navratilovas Freundinnen: England malt ein eigenes Bild vom Tennisspektakel. Geschichten und Gestalten, Skandale und Skurrilitäten werden zu einem Gesamtkunstwerk gemixt, bei dem das Serve and Volley nur noch am Rande interessiert. | Это было похоже на заговор летописцев «белого спорта». Уже несколько месяцев подряд они жаловались, что некого выделить из толпы, что раздутый календарь скучен, что сильных турниров очень мало, а вундеркинды надежд не оправдывают. Американский журнал Sports Illustrated тревожился: «Неужели теннис умирает?»
Нет, на Уимблдоне он жив. Две недели на кортах All England Lawn Tennis & Croquet Club помогли уставшему миру тенниса снова вернуть себе, как после клеточной терапии, жизненную силу и громкие газетные заголовки. На аккуратно подстриженной восьмимилимметровой траве, огороженной лентами без всякой рекламы, был представлен теннисный мир, время в котором будто бы остановилось.
Достойная уважения верность традициям юго-западного лондонского района представляет нашему вниманию безупречное шоу. Здесь не просто выполняют подачи, здесь ставится великая драма тенниса. Зрителям, как известно герою Уимблдона Борису Беккеру, «хочется увидеть не только красивые победы, но и представление».
В то время как на бесчисленных турнирах от Токио до Индиан-Уэллс царит скука, учтивый реверанс какой-нибудь Мартины Навратиловой из королевской ложи — это невиданный, единственный в своем роде ритуал. А когда организаторы каждое утро чуть ли не с религиозной торжественностью объявляют имена знаменитостей в «Королевской ложе», это зрелище представляет собой не только дань вежливости герцогине Кентской или графам Хервуда, но и эффектный маркетинговый ход.
Нет другого такого места, как Уимблдон, где бы было столь легко превратить длительный спортивный турнир в гвоздь сезона. На сенсационный выход из борьбы Штеффи Граф англичане обратили внимание лишь мимоходом. Ее победительница, тридцатилетняя Лори Макнейл сразу же стала героиней душещипательных историей: отец темнокожей американки, в прошлом профессиональный футболист, покончил с собой. Когда Лори Макнейл дошла до полуфинала, газеты славили ее как «идеальную представительницу» (Daily Telegraph) отчаявшегося поколения, которой спорт помог выбраться из гетто.
Также и вылет Михаэля Штихса в первом же матче был забыт уже в тот же самый день. Лондон только и говорил, что об импозантности Андре Агасси. Длинногривый американец после матча стащил с себя пропотевшую насквозь майку и бросил зрителям. При виде обнаженной и частично выбритой груди Агасси тинейджеры завизжали, а фотографы стали метрами транжирить пленку.
Прическа Агасси, путь «из грязи в князи» Макнейл, дочь Беккера или подруги Навратиловой — Англия рисует собственную картину теннисного спектакля. Истории и образы, скандалы и комичные случаи смешиваются в уникальном собрании шедевров, а разные там подачи и удары с лета замечаются уже только периферическим зрением.
|